Веранда.

В доме моего деда помимо прочих комнат была небольшая, но светлая веранда с затейливыми, ажурными переплетами окон. Стоял здесь в углу старый довоенный буфет с высокими и узкими как древние бойницы стеклами “горки”, были здесь скрипучая деревянная кровать у стены, завешенной пестрым ковром с изображением цыганки, и большой круглый стол, заставленный зимой – банками с вареньем, весной – ящиками с рассадой, летом – лукошками, тазами и мисками со свежей ягодой для варенья, а осенью усыпанный крупными бурыми, желтыми и розовыми помидорами. Цыганка на ковре взирала загадочно и строго, вызывая в душе неясное беспокойство и тревогу. Впрочем, не мудрено.… В пору моего детства широкое хождение имели рассказы о воровстве цыганами детей.

Бабушка с дедом называли эту веранду “терраской”…

В любое время года, а особенно летом, эта комната была моим любимым местом уединения. Как приятно было просыпаться здесь ранним утром от первых озорных лучей солнца, ласково щекочущих сомкнутые веки, как прохладно здесь было в любую жару и, как щемяще-сладостно сжималось здесь сердце в вечернюю пору – с тайной сигаретой, с юношескими мечтаниями, в полосе лунного света, под стрекот сверчков и досадливое шуршание мыши.

А веранда дробилась луной и рамами на квадраты и ромбы.… А жизнь еще не была раздроблена на этапы – “до” и “после”.

Как любил я в детстве забраться сюда тайком и среди стопок накрахмаленного белья и тяжелых семейных альбомов обнаружить в буфете бумажные пакетики с пастилой или зефиром, мармеладом или шоколадными конфетами, припасенными бабушкой. Я брал понемногу из каждого, прихватывал пару альбомов, залезал с ногами на кровать, и, покусывая сладости, листал толстые картонные страницы с пожелтевшими от времени фотокарточками. Родственников было много, начиная от прадеда Захара и прабабушки Анастасии – двоюродные и троюродные тети, дяди, бабушки и дедушки, молодые и старые, веселые и серьезные, хмельные и трезвые – все они проходили предо мной в эти часы. В конце каждого альбома лежали черные пакетики из-под фотобумаги. В них я старался не заглядывать, помня живые лица тех, кто остался на пролистанных мною страницах и, боясь наткнуться на знакомое, но мертвое лицо. Сам цвет этих пакетиков предупреждал: ”Не трогай.…Не надо”. И я закрывал альбом.

А на полу и стенах веранды дрожали и переливались пятна света, тени и полутени – лучи солнца, просквозившие листья длинноногой женственной ирги и стройного веселого клена.

Нет уже той веранды, как нет и клена, который посадил мой дед в день рождения своего единственного сына. Нет деда и нет его сына - моего любимого дяди, погибшего молодым.… А альбомы остались. Фотокарточки в них еще больше пожелтели, а черных пакетиков прибавилось. 

1 марта 1989г.

г. Владимир